Сага о Белом Свете. Порнократия. Книга третья. Часть вторая - Евгений Черносвитов

Но, вот с Линой совсем другое дело… взять и впустить на ПМЖ в себя чужую, совсем не знакомую Душу. Да не простую, а наделенную гениальными способностями. Вернее будет, конечно, что душа Хильды будет весьма порядочной и не попытается выселить из субъективной реальности Лины ее собственное Я! Формально, на этот Прометеевский подвиг Лина была готова. Она, в принципе, оставалась девственницей… Ведь провела с Кириллом в душевой только несколько часов и это было уже не вчера! Она любила Кирилла, как любят своего первого мужчину, и готова была для него на все, что угодно. Но, кто мог сказать, что будет это «на что угодно»? Хильда, освоившись в субъективной реальности Лины, в силу своего Я, начнет приобретать ее и, что немаловажно, преобразовывать по-своему, как она расписывала пещеры и писала портреты женщин в вечерних платьях с драгоценностями из «сундука», но также и нагишом. Как-то, кажется это было в самолете, совершавшим рейс Виндзор – Владивосток, она призналась Кириллу, что любит его, но, хочет он того или нет, сделает из него того, рыцаря без страха и упрека, который ей видится в ее творческих грезах. Можно только представить, что она будет делать, завоевывая субъективную реальности Лины, женщины супер! Одно утешало, что вот самое место и время для Жертвы ради Подвига. Обе женщины – Хильда и Лина должны быть готовы на Жертву ради Подвига, который собирался совершить Кирилл. ОН-то знает, что такое поместить свое Я в «чужую шкуру». Несмотря на то, что субъективная реальность его родной дочери Евгении, отдавшему ему свой «носитель», не была ему незнакома и чужда. Именно поэтому они с Евгенией на это решились и все у них, считай, получилось. Если не считать, что Кирилл слегка просчитался во времени и помолодел на двадцать лет больше, чем планировал. Но, и к такому «несовпадению во времени» он был готов. И, уже в этой жизни он быстро уровнял счет со своим просчетом! Почти каламбур получился.

– Ты меня любишь, Лина?

– Люблю!

– Ты представляла себе, на что дала согласие? Впустить «чужого» в свою квартиру – всякое может получиться… А, тут впустить чужую душу в свое субъективное Я!

– Ты говорил, что нужна жертва для Подвига. Я хочу, чтобы ты, мой любимый мужчина, совершил свой подвиг. И, счастлива, сознавая, что могу быть твоей Жертвой!.. Я как-то легко прошла через большие испытания. Все легко мне досталось, даже твои «иные» Я – Наташа и Кира, для меня не чужие, и даже не какие-то отдельные женщины. Они, по разным обстоятельствам, которые вроде бы ко мне, не имели никакого отношения, как например прыжок в жерло Йеллоустонского вулкана, становились все ближе и ближе мне, частицей моей души. Думаю так и о Хильде. Хочу представить, какой она была женщиной с тобой…

– У тебя все, что оставила Хильда вплоть до того, как ее помещали в жидкий гелий. Все, без утайки, что у нас с ней было и наедине и в «групповухе». Ты миллион и больше раз видела душу Хильды. Все живое постоянно стремится показать себя, даже когда скрывается. Ты не задумывалась, почему женщина красива, желанна? Потому, что она своими движениями, позами, мимикой и особенно взглядом показывает нам свою душу. Нужно уметь это видеть. Тело женщины всегда было фетишем и почти у всех народов за небольшим исключением. Признайся, что до знакомства с Хильдой ты не интересовалась своей наготой. Она научила тебя, и разглядывать себя, и позировать себе в самых изощренных…

– И извращенных позах! Надо же! Сейчас я с удовольствием разглядываю свою промежность и благодарю Создателя, что у меня и эти места без единого волоска… Даже подмышками красивый светлый пушок…

– Остановись, а то это кончится…

– Кирилл, я сильно хочу, чтобы это началось!

– Лина, ты на меня все больше и больше начинаешь действовать, как Наташа и Кира… То есть, каким-то противоестественным образом, вызываешь самые неожиданные желания, часто, смешные…

– …Знаешь, что самое страшное, что может случиться с тобой, это то, что ты можешь ослепнуть! Но, это то, что я могу предположить, а что будет на самом деле, я не знаю. Вся операция, которую ты должна перенести, это замена твоих естественных хрусталиков на хрусталики, которые мы сделаем еще из неизвестного ни Природе, ни цивилизации, вещества. Ты должна знать, на что ты идешь, а, вот что тебя ожидает – это сказать я тебе не могу!

– Расскажи мне все, Кирилл. Я живу только для того, чтобы ты сделал это. Даже, если не будешь уверен в результате. Смерти я не боюсь. Страдать ты мне не дашь. Считаю, что мне опять чрезвычайно повезло, что я могу быть твоей Жертвой! И, еще: мне очень интересно, как ты ко мне относишься? Самое удивительное, что ни Наташа, ни Кира, ни я – не являемся твоими возлюбленными в подлинном смысле этого слова. Это мы любим тебя. А ты делаешь свое дело, в котором для каждой из нас троих свое место…

– Вы трое – действительно любите меня, а я – делаю то, что должен сделать, и счастлив, что это делаю с вами! Но, тебе, родная, придется еще научиться меня любить. Без Наташи и Киры – я 0. По-видимому, сейчас я на том отрезке пути, где еще нужна ты… Я имею в виду не как жертва будущего эксперимента… а, как женщина! Научись меня любить… Я расскажу тебе об одном явлении, о котором знают не многие. А, те, кто знает, и не догадывается, из чего складывается это явление! Я не знаю ни одного ученого, который изучал бы то, о чем я тебе расскажу. Все мои знания от романистов и крохи от случайных людей.

– Я слушаю!

– …У кельтов был обычай «проводы умирающего». Проводы осуществлялись один-на-один. Мне не известно, от чего умирали те, кого «провожали на Тот Свет». От ран или от болезней и в каком возрасте. Знаю только, что это были мужчины и женщины не младше 18-ти летнего возраста. А, вот возраст старости я не знаю. Еще мне известно, как оформлялось место, где совершались «проводы». Молодые, не больше двух метров дубы, окружали площадку, покрытую разного цвета пионами. Верхушки дубов были согнуты и связаны вместе, и получалось что-то вроде живого шалаша. После «проводов», один умирал, а это далеко не всегда был тот, кто собирался умереть, вот, что интригует. Останки умершего кремировались на площадке пионов, на которой разводили костер. Провожатым мог быть любой по желанию человек одного пола с умирающим и без большой разницы в возрасте, так в пределах десяти – 15 лет. Мне известно, что каждый пятый человек умирал вместо умирающего, ибо умирающий забирал его душу, следовательно, и жизненную силу. Если умирающий страдал неизлечимой болезнью, то быстро поправлялся. Если умирал от ран, то раны быстро заживали. А «провожающий» умирал здоровым. В провожатые была очередь. Не за блага земные, и не за славу. Скорее, ради самоиспытания и самопознания. Он, победивший смерть, становился избранным и дальше мог жить так, как душа захочет: богатство, женщины, всевозможные почести. Все это легко начинало ему даваться. Он мог горы своротить и Океан переплыть! А, если побеждал умирающий, к нему начинали относиться, как к святому. Он легко давал советы на все случаи жизни и никогда не ошибался. …На все, кроме здоровья! О «проводах умирающих» писали многие, в основном, романисты, в роду у кого, якобы, были кельты. Я собирал информацию у известных кельтских авторов. Именно, кельтских, ибо кельты, как наши цыгане и трансильванцы – народ, скажем так, не высказанный. Множественные, самые противоречивые сказки, байки, легенды и т.п., указывает на далеко не полную, а, скорее, невозможную, вербализацию – духовности (здесь, это понятие уместно) кельтов, цыган и кого-нибудь из трансильванцев… Что, к примеру, мы знаем о графе Дракуле? Это интересно! Наяву был Влад III Цепеш (Дракула) – господарь Валахии (XV век). Но, мы узнали о нем от кельтского (sic!) писателя Брэма Стокера, впервые опубликовавший свой роман в 1897 году…

– Кирилл! Я думаю, что ты не случайно все это мне рассказал. И, знаешь, какая мелькнула у меня сейчас мысль – что я твоя Мэри Шелли! Только Байрон, когда написал для Мэри «Франкенштейна» был в нее влюблен на столько, что, по сути дела, довел до самоубийства Перси Шелли – своего единственного друга! Думаю, что эту историю ты знаешь?..

– Знаю, конечно, изучал ее по оставшимся рукописям разных авторов, близких лорду. Но, все же интересно услышать ее от тебя!

– Байрон как-то гулял в одиночестве по берегу Женевского Озера и увидел не земной красоты юную леди. Он мгновенно в нее влюбился. И она влюбилась в него также сразу, еще не зная, что он друг ее мужа, Перси Шелли. Начался медовый месяц. Это было откровенная и не скрываемая L’amour aux trousses8. При чем, много свидетельств и о том, что Байрон и Шелли находились в гомосексуальной связи. Перси был красавиц по всем параметрам. А, Байрон красив был только лицом, имея маленькое, изувеченное рождением и нечеловеческими тренировками в борьбе с врожденными недостатками. Мэри вскоре забеременела, но от мужа держала это в тайне. Ибо, в основном жила половой жизнью с Байроном. Когда пришло время рожать, Мэри родила тайком, и девочку Байрон также тайком отвез своей двоюродной сестре Августе, которая была замужем и имела троих детей. Покрывая Байрона, она публично объявила, что была в любовной связи с Байроном и родила от него дочь Августу-Аби. И муж, и Свет простил Августу за честность. Но, дочь Байрона прожила меньше года и умерла. Тройственный союз Мэри-Байрон и Шелли продолжался. Они потрясали своими «бесстыжими» вечеринками высшее общество. В этот очаг порока стремились лучшие дочери и сыны Европы. Именно тогда, когда умерла дочь Мэри Шелли и Байрона, он написал роман «Франкенштейн». В каком-то смысле, аллегорически, это был пересказ поэта о своих переживаниях и грезах, врожденного уродца. Мэри была почти нег8рамотная. По моей просьбе, Анатолий Петрович достал копии рукописей писем Шелли, указывающих, что она не умела грамотно написать даже «люблю»! Она была красива, но пуста и невежественна… Но, Барон любил ее, как может любить большой поэт. Как любил Петрарка Лауру, всего однажды, через забор, увидевший полуобнаженное тело юной, далеко не красавицы, тело… У Барона, при первом знакомстве с Шелли, была только одна мысль – убить его! За красоту, за талант (Байрон подражал Шелли и считал его более талантливым, чем был сам). И, вот, вернувшись в Лозанну, Байрон заключил с Шелли пари, кто доплывет в шторм до буйка на небольшой яхте. Шелли в жизни не управлял никаким суденышком и вдобавок боялся воды и не умел плавать. Байрон был отличным моряком и, несмотря не свое уродство – отсутствие ахиллесовых сухожилий (конские стопы) – отлично плавал в любую погоду и на большие расстояния. Вдобавок Байрон предложил Шелли заключить договор: ели кто-то утонет, то его труп должен сжечь другой ночью в одиночку, собрав сухие, выброшенные озером, деревья. Кому первому плыть к буйку – тянули жребий. Он достался Шелли! И Шелли поплыл ночью в бушующем озере. От берега оттолкнул его, наверняка злорадно улыбаясь, Байрон! Яхта, естественно, утонула вместе с великим поэтом Перси Биши Шелли! Труп, запутавшийся в рыбацких сетях и объеденный озерными тварями, нашли через трое суток. Байрон подошел, не доходя несколько шагов, к сетям с останками его друга и сквозь зубы презрительно процедил: «Он и плавать даже не умел!» Но, тем не менее, сдержал договор и в одиночку, ночью, натаскав деревьев на большой костер, запихал на костер останки Шелли и в одиночестве сжег его…